Родительский дом – начало начал

Н. М. Хатина

Имя принадлежит нам с рождения, и мы храним его всю жизнь. Но с возрастом к нам обращаются в приложении к имени по отчеству, тем самым называя твою принадлежность конкретным родителям, напоминая, что ты не случайный человек в этом мире, а имеешь свои корни.

Вот так однажды пришла мысль, что те мои близкие, которые мне очень дороги были с детства, останутся навсегда не узнаны моими детьми и внуками, если я не расскажу им о тех родных, которых мне подарила судьба узнать. Не имею я права прервать эту тоненькую ниточку – и есть прочная связь времён и поколений.

Я принадлежу к крепкому, доброму, трудолюбивому православному роду Гречко (по маминой линии), корни которого идут от реки Миус Ростовской области. Дом, где родился мой дедушка, стоит по сей день, сохранилась и усадьба, где родились все его дети, в том числе и моя мама, но там живут совсем чужие люди. Мой рассказ передает мои ощущения и мое видение моих близких, поэтому цель моей статьи – пробудить у иных моих Гречко желание дополнить мой рассказ и помочь отыскать мне глубину наших корней и откликнуться тех, кто мной потерян.

Я знала всех детей моего дедушки, кроме геройски погибшего на фронте 09.01.1945 года сержанта Макара Владимировича Гречко на территории Венгрии (город Секешфехервар) на озере Балатон во время Балатонской операции. Мне очень повезло, что ещё при жизни моей тети Гречко Александры Владимировны, 1913 года рождения, где-то в 1989 году я как-то на клочке бумаги сделала с её слов записи полностью всех родных дедушки и бабушки, которых она мне назвала. Этот клочок бумаги до сих пор мне дорог, и он является отправной точкой в моих поисках.

Более того, у меня была замечательный консультант (двоюродная тётя) – Ручка (Гречко) Мария Степановна, 1910 года рождения, проживавшая в с. Петрушино на окраине Таганрога, которая в светлом уме и твёрдой памяти много рассказывала о нашем роде и ждала мою “книгу”. Однажды она сказала: “Не умру, пока не прочту твою книгу о Гречках”. И надо же мне было в Рождественских поздравлениях сказать, что книга готова и будет напечатана в январе 2007 года. Совершенно неожиданно для всех 20.01.2007 г. в 15⁰⁰ она прилегла отдохнуть и умерла.

В 2004 году мне удалось поработать с материалами в Государственном архиве Ростовской области, но пока нужной информации не получила.

А за год до этого, в 2003 году, я стала членом Мурманского родословного общества, которое возглавляет замечательный, увлечённый своим делом человек – Бронников Игорь Владимирович.

Я, Хатина (Драй, Журавлёва) Наталья Михайловна, родилась 15 июня 1952 года в городе Торезе* Донецкой области. В 1977 году окончила Донецкий политехнический институт, горно-механический факультет. Работала инженером-конструктором в научно-исследовательском институте, в 1985 году с мужем и сыном переехали в Мурманск, где работала по специальности, с 1992 года в органах власти, с 2005 года пенсионерка.

Гречко Владимир Степанович родился 28 июля 1889 года, умер 20 июля 1962 года и похоронен в городе Торезе Донецкой области.

Бабушка Гречко (Милаева) Анастасия Леонтьевна – родилась 12 (24) ноября 1893 года, умерла 18 июля 1970 года, похоронена рядом с дедушкой в день его смерти 20 июля.

Родилась я в доме, где жили бабушка, дедушка, мои родители, тётушки Александра и Варвара и ещё был холост дядя Павел (после армии учился в горном техникуме). Жили мы на перекрёстке улицы Суриковой (до 1958 года. Стаханова) и переулка Феоктистова (до 1966 года Первого Центрального переулка). По переулку, наискосок от нашего дома, располагалась колбасная фабрика, рядом мельница, детские ясли, мебельная фабрика. Улица была второй от железнодорожного вокзала. Вокзал, почта, храм, школа, рынок, библиотека, ряд магазинов – место бойкое.

В сентябре 1952 года не стало моего отца Драй Михаила Варфоломеевича, в 1957 году женился Павел Владимирович и стал жить отдельно, о чём очень переживала бабушка.

Воспоминания мои самые светлые – катание с дедушкой на санках, хождение на рынок, покупка многочисленных подарков. Дедушка меня просто баловал. Чаще всего покупал мне отрезы на платья и блузки. Выбирали вместе понравившиеся расцветки. Мои незабываемые университеты, пройденные со всегда улыбавшимся дедом, и самое большое ругательство деда: “От стэрва, а не дивчина!”.

Почему-то ярко в памяти сохранились утренние встречи в Рождество. Сейчас трудно сказать, откуда приходил утром дедушка – из храма (в Торезе всё время работала церковь) или с ночного дежурства (а работал он до последних дней жизни). Но я просыпалась от пения дедом Рождественского тропаря – громко, звонко, и меня он под нимал морозной рукой, забираясь ко мне под одеяло со словами: “Хрыста трэба славыть, Хрыстос народывся, а вона спыть!”.

В канун Рождества – сочельник, мной любимый день. Дома приготовления к празднику. Бабушка готовила кутью исключительно из пшеницы. Пшеница заготавливалась заранее специальных сортов, перебирали всей семьёй, затем бабушка отделяла шелуху в ступке, подливая понемногу водички, долго варила, и заливали сладким сиропом. К вечеру бабушка, надев рукавицы, укладывала под иконами сено, новое полотенце, малых детей отправляли под стол, и они должны были попискивать, как цыплята, а бабушка в рукавицах на сено несла приготовленную пшеницу и компот, приговаривая: “Узвар на базар, кутья на покутя”. Затем это всё накладывали в баночку и я носила кутью, тёте Ольге, позже сестре Любе, когда та уже была в замужестве и крёстной. Это был мой любимый вечер, сама природа торжествовала, и на сердце всегда была большая радость. А тётя Шура всегда сокрушалась, что сейчас не могут люди так встречать этот праздник, как раньше, и подробно рассказывала весь цикл святочных радостей и веселья, когда ходили колядовать, а когда «мыланкувать». В доме, куда приносили кутью, встречали всегда с большой радостью и щедро одаривали подарками с прибаутками.

Я пытаюсь внуку передать радость этого вечера, но не знаю, как это для его ощущений, потому что эта радость исходит только от меня.

Мне памятны походы с дедушкой в дни, когда мне за что-то доставалось от мамы и я стояла в углу, и как я всегда протестовала, но дедушка меня тихими жестами поддерживал, чтобы я не возмущалась, а со смирением стала в угол. Подмигнув, он тем самым мне говорил, что это не надолго, а после «заточения» мы двинемся в путь в сторону станции и базара, где кипела жизнь.

        Не доходя железной дороги (а в нашем районе было 10-12 железнодорожных полос), мы заходили в 53-й магазин. А там всегда стоял упоительный запах копченой селёдки, очень манящий, и ещё особо пахло сливочное масло, которое я могла в детстве есть без хлеба. Вкус этого масла я помню и сейчас. Холодильников не было, и за магазинами лежали огромные глыбы льда, прикрытые опилками, с помощью которых и сохраняли продукты (дома всё проще – масло в миске заливали холодной водой и опускали в погреб). В магазине мне сразу покупалась шоколадка – и на душе уже праздник, никаких обид. Далее переходили железную дорогу, подходили к задворкам 6-го магазина, мне покупалось мороженое и я оставлялась у заборчика из дранки на игру с котами. А интересы дедушки двигались в чайную, где собирались мужики со своими разговорами, в основном фронтовики-инвалиды. Кто без руки, кто с костылем, а кто и на деревяшке вместо ноги. Дед с удовольствием усаживался с ними за стол, принимал чарочку, но меня строго держал в поле своего зрения. И пока я съедала свое мороженое, играла, дедушка общался, потом подходил ко мне и мы шли далее на рынок, там обязательно мне покупали какие-то вкусности, но это уже домой. Более всего я любила груши, а мой дедушка умел их выбирать, груши детства – они и остались в детстве, кажется, сейчас и сортов таких нет. А ещё мы с дедушкой очень любили покупать раков. Иногда брали живых, и тогда продолжались игра и наблюдение за их поведением дома. А по воскресным дням рынок очень многолюдный, играет музыка, поют слепцы, шныряют карманники, бойкая торговля продуктами, одеждой и расписными копилками из глины... Воскресный рынок почему-то больше помнится зимой, когда ходили покупать клюкву, и яблоки. По какому рецепту варила бабушка клюквенный кисель – теперь никто не знает. Я живу на севере, ягоды у меня много, не жалею ягод, но мой кисель не такой даже по цвету. Бабушка, в связи с экономией (после войны не шиковали), покупала всего стакан клюквы, варила большую кастрюлю киселя на всю семью, и было очень вкусно. Теперь утрачены её замечательные рецепты не только клюквенного киселя, но и «молочного» (молочный суп с пшеном), и знаменитых её кнышей. Это выпеченные в духовом шкафу булочки-ватрушки, выполненные из очень тонкого теста, оформленные в квадратную формочку-корзиночку и наполненные жидкой массой из яйца со сметаной, не сладкие, а во рту тают. Я перепробовала массу вариантов, но желаемого результата не получила. Из родственников уже никто не помнит рецепт, название же ещё многие помнят.

В доме на столе всегда присутствовала горчица, как называл мой дедушка – ГАРДАЛЬ. Позднее я встретила в литературе употребление этого слова у донских казаков, но в твёрдом звучании – гардал, а мой дедушка всегда произносил мягко – “гардаль” (по словарю В. И. Даля, гардал – горчица). Что и говорить, все филологи такую смесь двух языков называют суржик. Я с детства была обучена тонкой науке готовить домашнюю горчицу. Бывало, скажет дедушка: “Наталко, ходим гардаль затырать”. Потом в жизни, когда все хвалили мою горчицу, я поняла, что секрет её мне передал дед. Горчицу необходимо «затирать», а не просто заливать водой, да точно подобрать температуру воды, да настоять в тёплом месте.

Одевался он всегда тепло: рубашка с рукавом, сапоги кирзовые, по праздникам – хромовые, всегда носил усы, картуз, был строен. Работая на пилораме, лишился (кроме большого) четырёх пальцев левой руки, где-то в 1957-1958 году. Дедушка курил самокрутку, но как он готовил самокрутку, это целый процесс. Никогда никуда не торопился, в каждом его движении чувствовались какая-то степенность, размеренность и уверенность в себе. С ним было очень надёжно и хорошо.

        Посторонние в дом почти не ходили, но, случалось, приходили люди по каким-то делам, всех встречали очень доброжелательно. Надо отметить, что моя бабушка никогда не сидела на уличных лавочках с целью посудачить. Когда кто-то из соседей заводил пересуды, моя бабушка деликатно меняла тему. Пересуды в доме категорически воспрещались! Приезжали гости – дедушкины и бабушкины братья, тётки – бабушка сразу накрывала стол. Задушевные беседы, воспоминания, обмен новостями и пели, красиво пели. Гости – всегда праздник.

Дом, в котором прошло моё раннее детство, был построен до войны и состоял из двух половин. Летом 1930 года мой дедушка, оставив свою семью и дом у Миус-реки, отправился в поисках счастья «на Донбасс», как тогда говорили. В семье, где было 8 детей и две лошади, дедушка находиться не мог, ожидая, что за два коня непременно получит клеймо «кулак», а семью надо кормить. Вот и решил он пойти работать в город и оказался в Чистяково у своего друга Григория Ефремовича Дьяченко (с его внучкой Натальей я училась в одном классе и дружу до сих пор). По рассказам родственников, бабушка не стала долго засиживаться одна с детьми и, когда забрали лошадей и несколько мешков хлеба, оставила всё – дом и усадьбу, погрузила «на гарбу» (арба, согласно словарю В. И. Даля, – в Новоросии и Таврическом крае, громоздкая телега с верхом, о четырёх косящатых колесах), запряжённую волами, свои пожитки, усадила туда малых детей (Павла, Марию, Варвару) и со старшими детьми пешком двинулась к своему мужу, за 130 км.

Город Чистяково строился, росли угольные шахты, Донбасс славился ударниками труда, широко развернулось стахановское движение, и кусок хлеба можно было заработать, приложив свои руки. Алексей Стаханов жил почти рядом, и семья его знала, уважали героя.

В районе Чистяково залегают пологие пласты антрацита. Добыча угля велась ручным способом, вывозили шахтеры уголь из-под земли на салазках, с более глубоких горизонтов – с помощью лошадей (до сих пор горняки смены называют “упряжками”).

Семья получила кусок земли в 6 соток и разрешение на строительство по улице Стаханова. Первую зиму жили в «балагане», как называла бабушка. Я поняла из рассказов бабушки и тёток, это была землянка, углублением на 0,5 м, с деревянными стойками и покрыта шатром, внутри печка – «буржуйка». Сейчас трудно даже себе представить как семья смогла разместиться в таких условиях. Дедушка и старшие дети все работали на шахтах.

Чудом сохранилась копия справки о составе семьи, выданная моему дедушке Гречко Владимиру Степановичу Покровским сельсоветом Таганрогского района Донецкого округа 19 июня 1930 года за номером 4/1641, где указаны иждивенцы: жена Анастасия – 48 лет, дочь Ольга 17 лет, дочь Александра 15 лет, сын Егор 14 лет, сын Федор 9 лет, сын Макар 7 лет, дочь Варвара 4 года, дочь Мария 2 года и сын Павел – 1 месяц.

К весне начали строить дом (по проекту – зал, спальня, кухня, веранда) из самана. В нашем случае саман – крупный самодельный строительный кирпич из глины, рубленной соломы и навоза. В районе восточной Украины, Дона и Приазовья много таких построек. Когда уже при мне строили новый дом, я сама участвовала в изготовлении самана. Готовились большие формы из дерева примерно размером 0,25-0,3 м на 0,45-0,5 м. Прямо в земле выкапывали яму 2,5 м на 3,0 м, глубиной 0,5 м, где готовили жидкую, вязкую смесь самана, засыпая туда вышеперечисленные компоненты, добавляя необходимое количество воды, хорошо перемешивая. «Месить глину» – называли этот этап технологии изготовления самана. Несколько человек заходили в яму, становились в круг, мужчины, закатав брюки, женщины, подвернув подол юбок, и двигались все в одном направлении плотно, переставляя босые ноги ступня к ступне. Детям это было забавой, и они с удовольствием принимали участие в этом процессе. Иногда для помощи прибегали к услугам лошадиной силы, если имелись лошадки. Затем, когда была получена однородная масса, раскладывали с помощью лопаты по ранее приготовленным формам и оставляли под навесом для просушки. Когда испарялась влага, получался готовый кирпич, довольно теплый строительный материал, подсохший, он легко выходил из формы.

Вся семья, соседи дружно и быстро построили дом. Фундамент заложен из камня, для покрытия крыши использовали толь, и следующую зиму семья жила в доме. Несущие балки назывались «сволок», и по технологии строительства того времени этот сволок всегда выглядел выступающей частью бревна диаметром 0,15-0,2 м на потолке жилого помещения.

Так семья обживалась на новом месте. Чтобы избежать тесноты, приступили к строительству второй половины дома. По проекту веранда (коридор) осталась общей, а в сторону южной части начали пристраивать зеркально отраженную часть дома, только теперь побогаче – эта половина дома на более высоком фундаменте и из камня, с красивыми окнами, со ставнями, с наличниками. Это была праздничная половина дома, под домом подвал, сверху чердак. Дети подрастали, старшие вылетали из «родительского гнезда». Егор уехал учиться в Харьков, Ольга вышла замуж, позже – Александра. Появились первые внуки. У Ольги родились Николай – 25.09.1936 года и Любовь – 07.04.1940  года. У Александры – 17.01.1937 года Валентина и Любовь 26.08.1939 года. Затем грянула война. Все мужчины на фронт, дедушка в народном ополчении – рыл окопы для наших солдат. Весной 1942 года в каменную половину дома въехали фашисты, бабушку и детей согнали в саманную половину. Вероятно, только по молитвам бабушки каким-то чудом моя мама и её старшая сестра Варвара избежали угона в Германию. Это соседство длилось до 2 сентября 1943 года (день освобождения города). 31 августа 1943 года наши войска овладели стратегической высотой Саур-Могила (самая высокая точка Донбасса), и началось освобождение Донбасса. Ежедневно освобождали города в ожесточённых боях советские солдаты, в воздухе вели бой над моим домом Герои Советского Союза И. Н. Кожедуб и А. И. Покрышкин, немцы торопливо бежали. 8 сентября 1943 года освободили город Сталино**, этот день теперь считается днём освобождения Донбасса.

Отшумела война, залечили немного раны, семья приросла детьми (уже появилась я), и решили строить новый дом, большой, светлый, с перспективой, что младший сын Павел женится и будет молодым хозяином при родителях. В 1955 году заложили фундамент нового дома размером 6,5 м на 11 м. Строили дом долго, в основном своими руками. Приезжали все сыновья по выходным, в отпуск. Работа велась неторопливо, основательно, качественно.

        Помню, что всегда была проблема с материалами, то краску не достать, то долго ждать кровельное железо, которым был покрыт дом. Дом построили на высоком фундаменте, особенно, с учётом местности, фундамент в сторону юго-западной части увеличен был почти в два раза по высоте относительно восточной его части. Высота потолка составляла 2,75 м, в доме скрытая проводка, ровненький потолок. На пол использовалась доска «пятидесятка», обработанная руками дедушки и моих дядюшек, каждая доска ошкурена, отшлифована. На наши полы всегда все обращали внимание. К дому с западной стороны была пристроена летняя кухня, которая примыкала к дому и имела отдельный выход на улицу и в дом. Дом имел круговой ход, таким образом, все комнаты были раздельные и вместе с тем смежные. За счет высокого фундамента был образован «подпол», где планировали держать домашнее хозяйство, живность всякую, который по назначению так и не был использован, был подвал, который имел самостоятельный выход на улицу, и можно было войти в подвал из дома, опустившись из кладовки по лестнице через подпол. Дом был светлый, красивый, тёплый, так как отапливался с помощью печки, из которой отопительные ходы шли через все комнаты. Уголь экономили – была целая технология отопления дома, когда и какой уголь использовать. Уголь выписывали на шахте по льготным ценам, как своим работникам. Когда привозили уголь, его тщательно сортировали на крупный, средний и совсем мелкий – штыб (угольная пыль). Тепло в печке поддерживали круглосуточно, это позволяет антрацит. Жарко топят печь, когда необходимо приготовить еду, нагреть воду, а затем регулируют задвижкой, подсыпают штыб, и слабое тепло держится до утра. Утром печь чистили, добавляли угля, выносили отработанный продукт – «жужелицу» (шлак), которую тоже использовали в хозяйстве в виде материала для пешеходных дорожек во дворе вместо асфальта. По периметру усадьбы росли деревья: две сливы, два абрикоса, несколько вишен разных сортов, перед окнами каменного дома – шелковица.

1 сентября 1959 года – первый раз в первый класс я пошла ещё со старого дома, где выполняла свои первые домашние задания за столом у окошка, казалось, было совсем мало света (новый дом давал тень), на листиках в клеточку первые задания - хвостики и крючочки – писали карандашом. Только в конце октября 1959 года все перебрались в новый дом. Уроки стала готовить за большим письменным столом, света много, простор, дышится легко, светло – на окнах гардины (в старом доме на окнах висела марля с рюшами, подсинена и подкрахмалена), установлен симпатичный радиоприёмник, в старом доме на стене висел круглый черный репродуктор.

Саманную половину старого дома со временем пришлось разобрать, и на наши живописные развалины приходила смотреть вся округа. Ковры у кровати – расписанные красками стены (ещё до войны дядя Егор нарисовал там очень удачные “коврики”). Стенка, конечно, была холодная, и во время сна к ней подкладывали одеяло для тепла. Технология росписи мне теперь не известна, но с довоенных времён и до начала 60-х годов краски не потускнели.

И потекла жизнь со своими радостями и печалями. В 1961 году 12 апреля долго по радио слышны были позывные страны, все с замиранием слушали в ожидании очень важного известия, кто-то прошептал: “Неужели война?”, мне даже стало тревожно, но вот долгожданный голос Левитана сообщил о полёте в космос первого человека – Юрия Алексеевича Гагарина. Все радовались. Помню, я выбежала на улицу – все соседи вышли с детьми, всеобщее ликование, обсуждали столь важное событие, а главное, все вздохнули облегченно. Каждый осознавал могущество нашей страны, особенно дети, обсуждали, что мы теперь сильнее всех, нас никто не сможет победить (период холодной войны все дети переживали по-своему и всегда готовы были отражать натиск врага, в тот период мы часто играли «в войнушки»).

В 1962 году 20 июля умер мой дедушка. В 1970 году 18 июля умерла бабушка, и 20 июля, в день смерти дедушки, её похоронили рядом с дедушкой. Совсем как в сказке – жили счастливо и умерли в один день.

Павел женился, но в этом доме жить ему не пришлось. Они семьей уехали в небольшой городок, в 30 км от Тореза, в Амвросиевку, там он и похоронен. Сегодня единственным продолжателем фамилии Гречко является его внук Павел Владимирович Гречко, 12 июля 1983 года рождения.

Я вышла замуж и перебралась жить в Донецк, будучи студенткой Донецкого политехнического института, забрала с собой мою маму (она и по сей день живет в Донецке). В отчий дом более не вернулась.

С 1980 в доме осталась жить одна тетя Александра. Возраст не позволял достаточно ухаживать за домом, который требовал пристального ежегодного внимания. Саманные стены необходимо ежегодно белить, кровельное железо красить. Тяжело заболел Павел, реже приезжал присмотреть за домом. Я вместе с дядюшкой Павлом, объединив свои усилия и финансовые возможности, в 1981 году покрыли дом шифером, а стены облицевали белым силикатным кирпичом. В таком виде он представлен на фото.

В 1986 году, овдовев весной 1985 года, из Красноярского края дядя Егор переехал в родительский дом, поближе к родным. Вдвоём с тётушкой им уже было веселее, часто приезжала туда на выходные в гости моя мама, приходили внуки Александры.

8 августа 1994 года умерла моя тётка Александра, в доме остался один дядюшка Егор, который сам вёл хозяйство и огород, довольно бодренький и крепкий в свои 79 лет.

В декабре 1991 года распался Советский Союз, все пожелали самостоятельности, Украина переживала не лучшие времена. Шахты стали закрываться, шахтёрам прекратили платить заработную плату, в маленьких городах началась какая-то разруха. Люди бросали дома и уезжали кто куда. Станция замерла, два раза в сутки, утром и вечером, проходила местная электричка, и не было той бурной жизни на железной дороге. Я с ужасом для себя обнаружила в 2002 году, что сняты все подъездные пути к шахтам и заводу им. Малышева, который прекратил в эти годы свою работу, – всё сдали «дельцы» на металлолом. В дома по ночам стали залезать жулики, подбирали всё, «что плохо лежит». Со старого каменного дома, который служил сараем, много добра различного вытащили, несколько раз пытались пробраться в большой дом через подвальную дверь, но дом строили сами и на совесть, вскрыть дверь не получилось. Мама несколько раз предлагала брату Егору перебраться к ней в Донецк, но он не соглашался, ссылаясь, что дома он живёт на земле, есть огородик, тут роднее, а у мамы в квартире ему будет тяжко и скучно. Но всё решилось в одну январскую ночь 2002 года. Мама приехала к брату в гости, и они по-стариковски легли спать пораньше, где-то в 9 часов вечера. Проснулись от глухих ударов, частых и размеренных, прислушались – шум раздается со стороны кухни. Мама начала изображать активный шум в доме, но стук продолжался. В общем, нетрудно представить, что пережили мои два старичка в эту ночь. Кошмар длился до 4 часов утра, а утром, когда посветлело, они поняли, что это была их последняя ночь в доме. Северо-западный угол летней кухни был полностью разобран до дыры размером в человеческий рост. По счастливой случайности, разобрали угол дома, где у дяди Егора лежал всякий хлам, который не смогли сдвинуть и проникнуть в дом. Да и угол разбивали не ломиком, а подручным прутиком, который служил опорой для виноградной лозы. В одночасье приняли решение, нашли машину, погрузили торопливо веши, которые посчитали необходимыми, и уехали в Донецк, а всевозможные бумаги, письма, фотографии – сожгли. Мне до слёз жаль массу старых фотографий, письма с фронта (треугольнички). Сжигали, чтобы не было надругательств диких вандалов. Иконы, красивые старинные бабушкины, отнесли в местный храм. По словам очевидцев, дом растащили очень быстро. По этическим соображениям я туда не иду, хотя рядом живёт моя подруга. Дядюшка загрустил, но держался молодцом. Умер в Донецке 15 января 2005 года, не дожив до 90 лет без малого 3 месяца, там и похоронен. Но умер после того, как прикоснулся к родной земле, которую я с внуком Даниилом привезла в 2004 году. Показали фотографии дома, где родились старшие дети бабушки и дедушки, в том числе дядя Егор.

В июле 2004 года я с внуком Даниилом приехала в гости к Марии Степановне, много интересного записала с её слов, со слов иных родственников по линии Степана Степановича, побывала в Государственном архиве Ростовской области. Выяснила, что ещё стоит их дом, где они родились и жили в селе Покровское, как говорят: «На кόрене». Звоню маме в Донецк и приглашаю приехать в Таганрог. Внук Марии Степановны – Николай Анатольевич Мураитов вместе с сыном Александром на своей машине нас провезли по всем родственникам, какие только есть в окрестностях Таганрога. Многих я не видела лет 15-20, а некоторых вообще увидела впервые, но самое главное – всех показала маме.

Не могу передать тех своих чувств с какими я ехала на встречу с домом, где провёл молодые годы мой дедушка. В этот дом он привёл совсем молодую мою бабушку, здесь началось их счастье, родились их первые дети. Здесь жили его родители, мои прадед и прабабушка, которых я знаю лишь по рассказам. Это действительно наш корень. Я была очень рада, что со мной, в эти дни, были рядом мама и внук.

В доме моих предков сейчас живёт Тихон Андреевич Гречко, сын самого младшего дедушкиного брата. Дом по сегодняшним меркам не очень большой, но на высоком фундаменте. На потолке видны сволоки, на что сразу обратил внимание мой внук, двери внутри дома добротные старинные. Практически в основном дом остался в первозданном виде, кроме веранды, которая была пристроена и расширена относительно первоначального проекта, после войны. В годы войны рядом упала бомба, и веранда разрушилась, а дом устоял. Можно сказать, что мой дом героический дом – имеет ранение.

Со слов Александры Владимировны и Марии Степановны, родители их отцов были крепкие, зажиточные, работящие крестьяне – Гречко Степан Константинович (мой прадед), умер примерно в 1922 году, и Гречко (Яковенко) Прасковья Ивановна, умерла ≈ в 1933 году, проживали в селе Покровское Северо-Кавказского края (ныне Ростовская область). Согласно документам Государственного архива Ростовской области, в 1873 году в Покровской слободы Покровской волости на реке Миус проживали их дети:

Пётр Степанович, 1885 года рождения;

Степан Степанович, 1888 г.р.;

Владимир Степанович (мой дедушка) 1889 г.р.;

Павел Степанович;

Андрей Степанович, 1900 г.р.;

Анна Степановна².

Пётр Степанович потерял первую жену Евдокию и ребенка (вероятно, умерла в родах), долго не женился. Потом вступил в брак с Анной Ильиничной Надолинской 1885 г.р. и в счастливом браке имел детей: Александра – 1922 г.р. и Марию 1924 г.р.

Степан Степанович – женат на Прасковье Васильевне (Моисеенко). Дети: Мария, 1910 г.р., Елизавета, 1912 г.р., Василий, 1914 г.р., Анна, 1922 г.р., Наталья, 1927 г.р., Вера, 1931 г.р.

Владимир Степанович – женат на Анастасии Леонтьевне (Милаевой), 1893 г.р. Дети: Ольга, 1911 г.р.; Александра, 1913 г.р.; Егор, 1915 г.р.; Фёдор, 1921 г.р.; Макар, 1923 г.р.; Варвара, 1925 г.р.; Мария, 1928 г.р.; Павел, 1930 г.р.

Павел Степанович погиб в Гражданскую войну.

Андрей Степанович – женат на Марфе (Терещенко). Дети: Тихон, 1927 г.р., Василий, 1931 г.р.

У Андрея Степановича украли лошадь, он очень затосковал, что семью не сможет прокормить в голодное время, и умер от сердечного приступа в 1933 году. Его детей воспитывал Пётр Степанович (старший брат).

Анна Степановна – со слов родственников умерла в девичестве.

Все жили в большом доме дружной семьей. Бабушка всегда вспоминала, что семья состояла из 22 человек. Весь дом вела Прасковья Ивановна, её слово в доме не подлежало никаким обсуждениям. Главой семьи был Степан Константинович, всё хозяйство вел с сыновьями, но в доме командир – бабушка, как все её называли. С детства помню рассказы моей бабушки Анастасии о своей жизни в том доме. Она очень тепло всегда говорила о своей свекрови (Прасковье Ивановне), её рассказы потом мне сослужили добрую службу в формировании моих отношений с моей свекровью и с моей невесткой. Так, она вспоминала, что ежедневно в конце рабочего дня, перед возвращением с работ в дом мужчин, Прасковья Ивановна просила прощения у всех женщин, которые работали вместе с ней по дому, – у невесток и дочери, затем обращалась с просьбой к невесткам ничего не рассказывать мужчинам (своим мужьям) об их разногласиях, если вдруг такие возникали, ссылаясь на тот факт, что мужчинам никогда не понять женских споров о кастрюлях и ухватах и в силу непонимания могут стать драчунами в семье.

Усадьба была более гектара. Дома, расположенные на противоположной стороне, располагались ближе к улице, с резными наличниками на окнах, а конец усадьбы выходил прямо к реке Миус.

Семьи сыновей прибывали детьми, надо было их отделять. Степан был хорошим плотником и напротив родительского дома, через дорогу, на той же улице поставил добротный дом. Мать (Прасковья Ивановна) рассудила, что Степан ещё построит дом, и предложила в тот дом пойти со своей семьей Владимиру (моему дедушке), что и было сделано.

Отделили Владимира Степановича вместе с хозяйством (лошадь, поросята, гуси, пшеница и пр.). Дом был тёплый, окна его смотрели на родительский дом, а огород, противоположный край двора выходил прямо к реке Миус. Бабушка очень часто вспоминала, какую рыбу они ловили дома, шикарные «чабаки» (судак), и показывали при этом более чем половину руки. Это было примерно в 1916 году.

Случилось так, что Степан себе дом так и не построил, ему купили соседний дом, который продавался, крытый камышом, и отделили Степана с семьей. В Гражданскую войну в 1919 году Степана Константиновича забрали в «обоз», а Прасковья Ивановна помогала людям, лечила «пахолки» (специальный массаж на шее, с помощью которого можно избежать операции, не удалять гланды). Упоминание об аналогичном методе лечения я нашла в замечательной книге Сергея Сполоха “История одной казачьей станицы”³.

Моя память хранит любопытный рассказ бабушки о заботе предков о здоровом поколении. Категорически запрещалось молодым людям курить и употреблять праздным образом спиртное. Но дух революции и независимости, вероятно, захватил молодёжь, и мой дед Владимир Степанович, пряча в рукав фуфайки от посторонних взоров, баловался цигаркой. Это заметил отец (Степан Константинович) и отреагировал мгновенно, схватив батог (кнут) и трижды папашу (мой дед уже имел троих детей!) отстегал, приговаривая назидательные слова о том, что необходимо родить здоровых детей, а потом забивать свою голову всякой дурью. И Владимир Степанович не смел возразить своему родителю ни слова. Единодушно все отзывались о прадедушке Степане Константиновиче, что он никогда не ругался и был очень добр с детьми.

С большим интересом слушали мы с внуком Даниилом рассказ Марии Степановны, как они жили в отчем доме, как ходили в красную школу, про первую её учительницу. О замечательном соборе на три престола, который славился на всю округу.

В 2004 г. я побывала в отделе ЗАГСа в Покровском, но к этому времени все мешки с документами (до 1917 г.) были пересланы в Государственный архив Ростовской области, а там теперь предстоит долгая работа по разборке всех документов. Мне дали адрес местного историка, участника Великой Отечественной войны Скорикова Евгения Михайловича.

Я познакомилась с этим замечательным человеком, который подарил мне материалы об истории села и буклет, выпущенный к 135-летию со дня открытия первой школы.

  Фотография запечатлела связь времен, где изображены мой внук Даниил и две его прабабушки – Мария Владимировна и Мария Степановна.

Поездка в Таганрог помогла отыскать адресата одного исторического письма. Так уж получилось, но не только родственные узы связывали детей Владимира и Степана, но и дружба, так как они росли вместе. Дружили Василий Степанович и Егор Владимирович, Елизавета Степановна и Ольга Владимировна.

Василий Степанович умер 6 мая 2004 года (в день рождения Егора Владимировича). Сын его, Анатолий, обрадовался нашему визиту и, узнав, что мы ещё поедем в Донецк и встретимся с Егором Владимировичем, предложил своей дочери Танюше отдать нам письмо для дяди Егора, которое написал Василий Степанович в Торез брату (письмо вернулось назад – Егор жил уже в Донецке). Очень тронуло письмо Егора Владимировича, написанное рукой человека, дорогого его сердцу и которого на тот момент уже не было в живых. Василий перед смертью совсем ослеп, но письмо писал, когда еще немного видел. Там воспоминания всей его жизни, очень трогательное, прощальное письмо. Егор Владимирович умер 15.01.2005 г. (6 мая ему исполнилось бы 90 лет).

Годом ранее, 2 июля 2003 года, умерла Елизавета Степановна, а в Москве у Ивана Петровича (внука Ольги Владимировны) в этот день родилась дочь Оленька!

Грустно, но фамилию Гречко сегодня носят только по одному из парней от каждого из братьев моего деда, так тонка эта нить их потомков:

– Петра Степановича - внук, Алексей Александрович, 1953 г.р.;

– Степана Степановича – внук, Анатолий Васильевич, 1957 г.р., имеет двух дочерей – фамилию сменили;

– Владимира Степановича – правнук, Павел Владимирович, 1983 г.р.;

– Андрея Степановича – внук, Андрей Васильевич, 1972 г.р.⁴

Хочется верить, что ещё не одно поколение появится в моей родословной схеме.

Прошу включиться в поиски наших корней всех моих Гречко! Это интересно, помогите мне и оставьте память вашим внукам.

__________

*  - до 1964 года г. Чистяково

** – до 1924 года г. Юзовка, с 1961 года г. Донецк (Украина)

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ДОКУМЕНТОВ

1. Книга Памяти Украины. Донецкая область. Том 14. –Донецк: Донбасс, 1997.

2. ГАРО, Ф. 803, оп. 1, дд. 643, 668 – метрические книги Покровской церкви.

3. С. Сполох. История одной казачьей станицы. – М.: Редакционно-издательский центр Министерства обороны Российской Федерации, 2005. – С. 70.

4. Личная записная книжка, дневник Хатиной Н. М.

Назад | Главная | Информация | Какие фамилии мы ищем | Об обществе

"Кольский родословец-I" | "Кольский родословец-II" | "Кольский родословец-III" | "Кольский родословец-IV"