Родословная

                                                                                    Н. П. Большакова

         Меня всегда занимали родословные великих людей, и я думала, как бы исхитриться так, чтоб свою составить. Но казалось, сделать это невозможно. Стариков осталось раз - два да обчёлся. И все-таки искушение найти свои корни было велико, поиск начался.

Сначала выяснила ближайших родственников: бабушек, дедушек, затем постепенно, шаг за шагом стала вырисовываться картина моих предков по всем линиям: Галкиных, Лопских, Фоминых, Юрьевых.

Максим и Федот Галкины

По материнской линии родословная подошла к Михаилу Галкину, который в Ловозере проживал ещё в 1716 году и явился пока что самым старым представителем древнего рода саамов. В книге «Ловозеро»¹ о жителях села говорится следующее: “В 1716 году в Ловозере стояло 5 веж, в которых проживало 40 душ мужского пола – домохозяева Селивановы, Галкины, Юдины, Созоновы и Семеновы”². Следующее упоминание о роде Галкиных относится к 1782 году, когда в город Колу переехали на постоянное жительство в мещанское сословие 13 саамских семей, и в их числе лопарь Ловозерского погоста Алексей Иванов сын Галкин с женой Меланьей и двумя сыновями³. В 1785 году под наблюдением генерал-губернатора Олонецкого и Архангельского наместничества Т. И. Тутолина было проведено описание Лапландии по специальной анкете, состоящей из 53 вопросов. В Ловозерском погосте насчитывалось 94 жителя (52 мужчины и 42 женщины), всего 15 семей.

Ещё одно упоминание, по времени, более близкому к нашему, приводит в своих записях В. Ю. Визе в 1910 году. В них он упоминает моего прадеда Федота, с которым знакомился на Сейдозере: “…живут тут только в летнее время так называемые сейдозерские лопари: Кузьма Данилов, Гаврило Захаров, Максим и Федот Галкины с их жёнками”. Учёный записывает песни этих саамов и в том числе песню моего прадеда.

    Федот Галкин всю жизнь в ловозерских тундрах оленей пас, рыбу ловил. Галкиных в Ловозере много, только у Максима, отца Федота, взрослых дочерей и сыновей шестеро. Летом семьи на островах, зимой в селе, в прокопчённой деревянной избушке, топившейся по-чёрному. Жизнь нелёгкой была. До революции Галкин Максим с сыновьями в Колу ездили, добытое охотой и рыбалкой продавать.

Был там один «добрый» купец. Радушно встречал саамов, зазывал в горницу, говаривал:

– Ты, Максим, погоди с делом-то, поначалу угощенье отведай наше.

И угощал. Обильно! Водкой поил не скупясь. Хитрый был, бестия, знал, что рюмка четвертью обернется. А когда лопари, как говорится, лыка не вязали, торги начинал. За пуд рыбы 45 копеек платил. А привозили Галкины по десять пудов. Купец понимал: вырученного им хватит на пару понюшек табаку. А когда видел –пригорюнились лопари, аванс предлагал. По пятьдесят рублей одалживал. Так и держал в постоянном долгу. Удел отдавать за бесценок добытое кровью и потом, вечно чувствовать себя в долгу у богатеев был у многих саамов до революции.

Непростой сложилась жизнь и у сына Максима – Федота

В погосте Ловозеро жила девушка – красавица Мария. Полюбил ее Федот, взял замуж за себя. Молодую жену развлекал сказками, которых знал множество, а того больше песни петь любил.

Как я уже упоминала, в 1910 г. приехал в Ловозеро В. Ю. Визе – учёный-песенник, с Федотом познакомился, песни его записал. Понравился учёному веселый да умный саам.

Для той встречи собрались в тесном пырте Кузьма Данилов, Гаврила Захаров да Галкины Максим и Федот. Сначала песни русские слушали, затем учёным свои саамские запели.

Пел Кузьма, пел Федот, долго тянул один и тот же слог, потом шли слова. Голос дрожал, звук раскачивался сверху вниз.

В песнях тех была беспредельная тоска, грусть, вырывавшаяся прямо из груди народа! Угрюмая природа Лапландии! Пели Кузьма и Федот вместе. Хвалили “осень черную”, “суземок великий” за то, что посылали они им оленей с красивыми рогами, что есть сыт человек.

Вскоре после встречи той тоска легла на сердце Федота. Мари, жена любимая, умерла, оставив сиротою дочь Натальюшку. Суровость жизни в тундре заставила Федота загнать тоску-печаль внутрь себя и искать новую мать для дочери. Она нашлась у Егора Кириллова. Анастасия Егоровна неплохая женка оказалась, добрая, справная, Наталью не забижала, а мужу ещё и Дашутку родила.

Наталья же своей улыбкой всё больше напоминала ему Марьюшку. Парня с Терского берега встретила, замуж вышла и уехала из Ловозера. Только раз ещё и видел её отец. В 1933 году приезжала она в Ловозеро, по саамскому обычаю, дочь свою Лизавету, мою мать, продать, чтоб от смерти закрыть. В своем рассказе «Проданный ребенок» я этот обряд описываю: “Если дети в семье умирают, надо совершить обряд продажи ребенка, чтобы сберечь его. Продают обычно за пятак первому встречному или в большую семью, где никто из детей не умирал. Тот, кто покупает ребёнка, должен подержать его на руках и возвратить родителям, но считается, что настоящие родители теперь как бы просто взяли его на воспитание. Семь лет при этом надо хранить обет молчания о купле и продаже. Таков обряд. Так у саамов из поколения в поколение и ведется: проданные дети продают своих, чтобы тем самым выкупить у судьбы им жизнь и здоровье”.

Война застала Федота уже в возрасте. Теперь все вокруг его дедом называли, за шестьдесят перевалило ему!

Поручил ему колхозный председатель с ещё двумя дедами коров пасти. А что дедам делать? Пошли. И пасли – до первой беды. Случился большой туман, ни зги не видать – четырёх коров и недосчитались. В топь попали. Разве могли старики угадать, что коровы тундры не умели чувствовать, – не углядели за стадом. Они привычны к оленям, за теми по пятам ходить не надо, у них ноги чуткие, знают, куда встать. “За вредительство Советской власти” всех троих дедов в тюрьму и кинули, дело «саамских националистов» повесили. Такой позор на седые головы!

Заболела душа у Федота в тюрьме, не выдержал позора человек – умер. Родным пришла бумажка маленькая, в которой сухо говорилось, что заключенный Федот Максимович Галкин умер в тюремной больнице. Больше ни слова. Ни отчего смерть пришла, ни где похоронили его. Вот такая судьба у моих дедов и прадедов по линии Галкиных.

Бабушка Наташа

Наталья Федотовна – в девичестве Галкина, по первому мужу Лопская, по второму Юрьева – была жизнерадостным, никогда не унывающим человеком. Заразительно умела смеяться, а уж если сердилась – то от души. Родилась она в 1908 году и за свой век всю тундру на оленях объездила, рыбачила на море Баренцевом, на Ловозере, на Сейдозере.

Первый её муж, Иван Лопский, проживал в Харловке вместе с родителями, пастушил у богатого оленевода Фомы Мелентьева. Не раз Иван бывал и в Ловозерском погосте.

По вечерам заглядывал на сирпархт – саамские вечерки, там и приметил Наталью Галкину – улыбчивую весёлую саамскую девушку – и через всю тундру увёз к себе в Харловку.

Только не везло Наталье с Иваном на детей. Первая доченька Юленька совсем крошкой умерла, умер и сын Костенька. Родилась Лизавета, мама моя, и решила Наталья съездить в родное село да по саамскому обычаю продать дите. Так стала Лизавета названой дочерью большой семьи Даниловых.

В войну, когда все мужчины ушли на фронт, женщины сами стали ходить в море на карбасах – в шторм, в снег. В ледяной воде сети ставили, руки в кровь мёрзлой рыбой сбивали.

Позже пришло молодой женщине извещение за номером 89/211, где было отписано, что её “муж, гвардии красноармеец Лопский Иван Алексеевич, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 20 мая 1942 года и похоронен в могиле на 46-м километре...”

Иван погиб на Кандалакшском направлении. Так Наталья Лопская стала вдовой с маленькой дочерью на руках.

В 1943 году, когда наши войска отбили немца от Западной Лицы, рыбачкам с побережья разрешили не только на реках промышлять, но и в море Баренцево на промысел ходить. Харловские жёнки и на лесозаготовки ездили, и в колхозе на фронт работали. С 1944 года Наталья Лопская числилась матросом в рыболовецкой бригаде. Варила рыбакам уху, уходила на ботах в море.

После войны перебралась с дочерью в Ловозеро. Узнал Юрьев Иван о возвращении в село Натальи и пошёл к ней свататься. Он – вдов, она – вдова, почему бы им не соединить свои судьбы?

Рассказ Анастасии Ильиничны Галкиной – Терентьевой,

двоюродной сестры моей бабушки Наташи

    – Мы с ней после войны лишь раз и свиделись, здесь, в Ловозере. Перед её приездом из Харловки меня все за Большого Ивана сватали, а я не шла. Больно норовом он был крепкой. Когда Наталья приехала, Иван стал ходить за ней: выходи, мол, за меня замуж. Мы её отговаривали: Юрьев Иван – сурьёзный лопарь, первые две жёнки у него померли, оставив детей сиротами. Да не то страшно: говаривали, что он настоящий колдун. Разве ж видано за такого замуж идти, лучше сразу в петлю. Наталья сердобольная: сказала – детей жалко, как им без хозяйки расти? Сошлись... Не знаю, может, мне что и наколдовал Большой Иван за отказ, только у меня судьбы так и не получилось. Они-то сошлись, а меня вскорости в Карелию на лесозаготовки сослали. Несколько лет пришлось лес плавить по пояс в воде. Там с ненцем познакомилась, за него замуж пошла и в Сыктывкар уехала, как срок прошёл. Да ненец-то мой недолго жил. Преставился, Царство ему небесное. А я вернулась на родину. Тут за второго замуж вышла, с дитем приняла. Да, видно, не судьба мне долго с мужьями жить. Помер. Грешу я на Ивана Юрьева. Наверно, за отказ мой, за то, что упрекнула, будто он две жены в могилу свёл, наказал меня. Вот одна я теперь.

– Бабушка, а ты чего-нибудь о деде Федоте знаешь?

– Как не знать, коль он мне дядька родной был. Поди-ка и у него жизнь не слаще моей была. Перва-то жена Мария, как Наталью родила – вскоре умерла. Сказывали – очень он по ней печалился. Потом Анастасию Кириллову за себя взял. Дарья у них родилась. Слышала я, что Дарья-то недавно умерла.

– Два года назад похоронили, – подтвердила я. – Тетя Даша добрая была, до самой смерти работала, впрочем, она долго жила.

– А мне сколько лет, думаешь? – спросила баба Настя и тут же сама и ответила. – Седня восемьдесят исполнилось. А дед наш Егор Кондратьевич, тот до ста двадцати жил.

– А дед Федот сколько? – спросила я.

– Дед Федот?! Он недолго жил, внученька, не дали, – выдохнула баба Настя, – в тюрьму упекли, там и умер. Тогда это старались скрыть. Многие люди в тюрьмах сидели. Посадить дело нехитрое, да не многие выходили оттуда. Я этого добра с лихвой испытала. А мне Федот уже после войны в сон пришёл. Забеременела я, да не как положено, сказали, мол, внематочная, оперировать надо. Я как это узнала, обмерла. Думала, положат под нож, полоснут, тут я и помру. Вижу сон. Стоит, передо мной дядя Федот и говорит: “Боишься, Настенька?” Отвечаю ему: “Боюсь, дядя Федот, ой как боюсь!” Он мне: “Не бойся, племянница, не умрёшь. Пускай врачи сделают, что хотят. Я тебя оберегу”. Проснулась, сразу сон вспомнила и поверила в добрый исход. Дядька Федот,

прадед твой, много знал, только знанья свои передать не успел. Видишь, правду сказал, жива осталась, тебя вот увидела.

До 1956 года Иван Иванович Юрьев работал в тундре пастухом, Наталья – чумработницей. Затем он перебрался к рыбакам на Сейдозеро, и опять рядом с ним моя бабушка Наташа. Любимым занятием её было нюхать табак. Табак хранился в железной зелёной баночке из-под чая. Однажды втайне от бабушки я его тоже понюхала. Когда табак попал в нос, думала, умру от слёз и чихов. Бабушка всё поняла и долго смеялась, а потом сказала: “Ничего ты, внученька, не понимаешь. После чихов в голове просветление наступает, да и насморком не будешь страдать. Табачку нюхнул – облегчение получил”.

Но не только нюхать табак умела Наталья Федотовна, она ещё и врачевать могла: головную боль снимала, случись кому живот надорвать – пупок на место ставила. Шептала, заговаривала болезни разные. Да много чего она умела.

 Продолжение следует…

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

       1. Ушаков И. Ф., Дащинский С. Н. Ловозеро. – Мурманск: Кн. изд-во, 1988. – 192 с.: ил. – (Города и районы Мурманской области).

2. Там же, С. 46.

3. Там же, С. 44.

4. Там же, С. 47.

Назад | Главная | Информация | Какие фамилии мы ищем | Об обществе

"Кольский родословец-I" | "Кольский родословец-II" | "Кольский родословец-IV" | "Кольский родословец-V"